ФРЕКЕН БОК
В палату возле туалета положили даму моложе меня.
В маленьком больничном мире, где только томограф моложе меня, такие новости — покруче олимпийских побед: женщин до семидесяти лет тут не бывает, они покрепче нас.
Дама с утра надела сарафан с голыми плечами — всё как там, на воле.
Мужики в соседних палатах забеспокоились и тоже приоделись: кто накинул поверх мятой футболки олимпийку с надписью «СССР» на спине и значком заслуженного охотника в честь юбилея общества охотников и рыболовов от семьдесят какого-то года; кто вышел из палаты в кепке, переругавшись за право отнести посуду после завтрака — и значит дважды пройти мимо палаты с сарафаном.
Читайте также:
Больничные рассказы: маршал
Даже мой пердящий и харкающий где ни попадя сосед, выйдя из палаты в трусах с намалеванными на них Дедом Морозом и лосями-оленями (мне такие, с подсветкой на рогах лосей, подарила на НГ благоверная, отправившись в долгий отпуск и не объяснив, были ли рога намеком или просто удачно совпало), наткнувшись на сарафан, потоптался на пороге, откашлялся и вернулся в палату, так и не сходив в туалет. Может, просто забыл — у инсультников так бывает.
Дед в красных пижамных штанах с лампасами и мятой гавайской рубахе с надписью «С нами, бог» — кажется, это всё же был вопрос — продефилировал мимо девушки в сарафане раз пять, демонстрируя в оскале съемную челюсть и последовательно приветствуя: «Доброе утро!»... «Гуд монинг»... «Бон матэн!»... «Гутен морген»... На последнем заходе полиглот сбился, запнувшись и выдав: «Фрекен Бок!» — и больше уже не показывается.
Я держусь, хоть моя палата напротив, двери в двери.
Но решил побриться впервые за две недели.
АНТ
К новому соседу пришло целое семейство: жена с соленьями, дочка-медик с мужем и лекарствами, внучка с рюкзачком «хэлоу-китти», старенькая мама с ридикюлем и просьбами больше двигаться.
Всем навестившим он говорит, что ничего страшного, но они, конечно, волнуются и нервничают, дергают внучку, чтобы не молчала: скажи что-нибудь дедушке, ну что ты молчишь и елозишь!
Внучка не хочет говорить по обязаловке, ей тут неловко: говорят, она в больничном коридоре напугалась внезапно выкатившейся каталки с чем-то окровавленным, и теперь молчит, только что-то быстро делает руками, будто снова и снова нервно рвёт бумажку на несколько частей.
Семейство выходило частями: сначала дочь с мужем, потом мама с виновником торжества и его женой.
Внучка осталась последней, привстав с кровати и вдруг растерявшись.
— А куда дедушка головой спит? — она покраснела, но решилась на вопрос.
Я кивнул на стенку.
Когда она раскрыла ладони, оттуда выпал самолетик — крошечный, но не самый простой: с бумажной имитацией шасси и даже элеронами.
Девочка быстро перебросила свой рюкзачок вперед, достала из кармашка чёрный фломастер, черкнула что-то на крыльях самолета, приподняла матрац, положила игрушку в изголовье, строго посмотрела на меня — и выбежала в коридор.
До обеда я держался, но когда сосед вышел прогуляться, заглянул под матрац.
Самолетик помялся, но на обоих крыльях со скукоженными элеронами можно было разглядеть по три буквы: «АНТ» — Антон, в честь деда, инженера-авиаконструктора.
Но соседу я не проговорился.
Это теперь наш с девочкой секрет.
Виталий Сероклинов
Фото Boyloso / Фотобанк istockphoto.com
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
